Святослав Логинов - Чёрный смерч [сборник]

— Я понимаю, — покорно кивнула Уника. — Сама потеряла камень, сама и искать буду.

— Ты себя не вини, кто ж знал, что такое случится… Главное, что Кюлькасу конец пришёл, что род со свету не сгинул. А нож мы найдём, вещь заметная. Сын с тобой пойдёт, он парень толковый и в походах бывал. Калюта отсюда помогать будет, сколько сможет, но ты на него особо не рассчитывай, ему сейчас и без этих забот тяжеленько придётся. И ещё — мальчонку с собой возьми, который у Матхи в учении был.

— Этого зачем? — изумилась Уника. — Путь не близкий, места сам знаешь какие. Не детское это дело — к Сухому лиману соваться. Да и чем он помочь может?

— Ничем не может, — согласился Ромар. — Одна лишняя морока. Но без этого мальчонка погибнет. Сама знаешь, что ему сделать пришлось — старика убийцам отдать, чтобы весь род выручить, — такого и взрослый не осилит. Погибнуть куда проще, чем с трещиной в душе жить. Теперь мальчонке или шаманом быть, или не быть вообще. Вот пусть сходит в те края, поглядит, какова шаманская правда. Да и на тебя поглядеть ему не вредно.

— Странные ты вещи говоришь, — протянула Уника. — Где это видано, чтобы будущий шаман у йоги учился — между нами всегда вражда была. И потом, ребёнок заботы требует, прокорма, а нам этим недосуг озабочиваться — пойдём ходом. Я привычная, Таши у меня вовсе молодец, а ребёнку каково? И что, если из-за этих забот мы с делом не управимся? Не лучше ли одному малышу сгинуть, чем всем, сколько их на свете есть? Дело сам знаешь какое — оплошки быть не должно, а ребёнок станет обузой. Справлюсь ли?

— Справишься! — твёрдо сказал Ромар. — Я у тебя иное спросить хотел. Поглядел я тут на твоё колдовство, и сомнение меня взяло — откуда у тебя всё это? Ты же со старой йогой, с Нешанкой, дважды всего видалась, один раз у неё в помощницах была. Когда же всю науку перенять успела? Я о твоих волшебствах много наслышан, да и сегодня кой-что повидал. Ты уж прости меня, старого, но такому колдовству лучше на свете не быть. Я-то помню, какие чары мудрые йоги творили, — страшное дело. Я, честно говоря, надеялся, что оно теперь в прошлом и больше на землю не воротится.

— Воротилось, как видишь, — сухо сказала Уника, — и старая йога тут ни при чём. Это сама сила умирать не хочет. Тут любая баба йогиней станет — посиди она с моё возле тех могил и среди тех вещей. Я ещё держу силу в себе, без толку выхода ей не даю, а окажись кто послабже… о бабах-йогах сам знаешь, что рассказывают. Но сегодня без этого никак. Видишь ведь, без моего ведовства роду не обойтись, а то бы я этих слов вовек не произнесла. А что сама сгину — не велика потеря, время подойдёт, другая ведунья родится.

— То-то я и вижу — ни себя тебе не жалко, ни мальчонку-шаманыша. — Ромар наклонился и жарко шепнул: — А ты его возьми, глядишь, и сгодится, душу твою сбережёт.

— В горшок он сгодится, — глядя в бесцветные глаза старика, ровно произнесла Уника.

— И такое, выходит, колдовство есть? Я-то думал, это напраслина на колдуний, что, мол, своих же детей губят…

— Есть, — бестрепетно ответила Уника.

— И что, ежели для всего рода потребуется, сможешь ребятёнка живьём сварить?

Уника молчала.

— Всё-таки возьми Роника с собой, — постановил Ромар.

— Зачем? Мол, всё равно не жилец-так и не жалко?

— Нет. — Ромар был совершенно спокоен. — Вылечишь мальчонку и назад приведёшь. А я тебя тут ждать буду.

В большом гостевом доме, куда снесли раненых незнакомцев, Лишка хлопотала над соплеменником, который так некстати сунулся под её топор. Впрочем, отделался парень легко, топор лишь слегка задел голову, оставив кровавую отметину за ухом и на скуле. Ну а перебитая ключица срастётся, на молодом и не такое заживает. Вот только в себя незнакомец не приходил, видно, и скользящий удар сумел оглушить его как следует. Наконец он открыл мутные глаза, смурно уставился в потолок, затем остановил взгляд на Лишкином смуглом лице.

— Ну что, оклемался? — спросила Лишка. — Как я тебя, не очень покалечила?

Парень лежал неподвижно, вероятно, не вполне понимая Лишкину речь. Потом слабо улыбнулся и произнёс:

— Какая ты красивая…

— Ну вот, — огорчилась Лишка, — всё-таки здорово я тебя саданула. Умом повредился.

Потом вдруг засмущалась и отошла в сторону, досадливо кусая губу, отороченную тёмными усиками.

Выходили, как и полагается, — в первый рассветный час. Каждый, в том числе и малолетний Рон, тащил свою ношу. Впрочем, в мешке Рона оказалось больше сушёных лепёшек, вяленой рыбы и прочей еды — ноша объёмная, но не слишком тяжеловесная. Провожать уходящих йога никому не позволила — нечего привлекать излишнее внимание разгуливающих в округе чужинцев. Даже Ладе — Рониковой матери не позволено было выйти за ворота. Полудикие псы, обитавшие рядом с селением, побежали следом за уходящими, но поняв, что троица собралась не на охоту, а в дальнее путешествие, собаки одна за другой отстали. Лишь один пёс, самый крупный из всех, поджав пушистый хвост и напружинив чуткие уши, продолжал трусить по следам идущих шагах в двадцати сзади.

— Это Турбо, — пояснил Роник, перехвативший насторожённый взгляд Уники. — Он не будет мешать.

Йога безразлично пожала плечами — зверь вольный, пусть бежит куда хочет. Ну а то, что псы не выдают своих союзников-людей, когда те отправляются куда-либо тайно, а на охоте так даже и помогают, это всякий с младенчества знал.

На первом же привале ноша была перераспределена; часть еды у Роника забрали, зато вручили ему копьецо из гнутой диатримьей кости — оружие настоящее и для детей недозволенное.

— Бери, — сказала Уника, — пока ты в походе — можно.

Сама она вытащила из мешка какую-то палку, обвязав по краям, натянула жилу, и в руках йоги очутился короткий, круто изогнутый лук. При виде такого малолетний шаманыш даже замер от удивления. Лук — оружие мужское, даже Лишка — дева-воительница, к запретному оружию руку не тянула. А тут — вот так запросто и, по всему видать, не в первый раз. Во всяком случае, Таши, ни слова не говоря, выудил из своих запасов связку стрел, слишком коротких для своего лука, и протянул матери.

— Чего рот-то разинул? — весело спросила Уника, глядя на ошеломлённого мальчишку. — Не всякий обычай законом считается. Предки женщинам из лука стрелять не запрещали, а матери-земле до того и вовсе дела нет. А что не принято бабам с луком баловаться, так это чтобы не перестреляли друг друга ненароком. А мне в лесу без этого дела никак. Сам видишь, лук у меня лесной, с такими дети лосося охотятся. Понял?